– Ива! Что ты там застряла?! – сверху высунулась голова Дэй, в темноте от скульптур и не отличишь. Знахарка встрепенулась, сообразив, что уже невесть сколько времени стоит на месте, поглаживая голову металлической мантихоры, и невидяще глядит куда-то вверх и в сторону.
– Иду! – поспешила она за друзьями.
Вынырнув на верхней площадке, травница тут же наткнулась на тролля, тот поворчал, но пропустил ее вперед, где как раз распинался Златко:
– А не покажете ли грифона-часового? Уж насколько дивная зверушка. Сколько ни смотрю, а все никак понять не могу, как же это так бывает – он аки живой летает!
Знахарка аж рот раскрыла, заслушавшись, – нечасто Синекрылый выдавал такие перлы.
– Ха! – хмыкнул часовщик. И повел их куда-то вглубь, попутно рассказывая, как металлический грифон летает «аки самый что ни на есть всамделишный гаргул». Кажется, Дэй обиделась.
Фигуры зверей и монстров находились в специальных отделениях, очень похожих на домики – с крышами, декоративными трубами, окошками, а кое-где и с балкончиками. Выглядело это премило.
Полугном ввел их в один из таких «домов», причем высотой он был с полноценный двухэтажный особнячок. Внутри, разумеется, никаких перегородок не было, а стояла бронзовая статуя грифона.
По заранее согласованному плану Златко остался с часовщиком, отвлекая его внимание, – тот как раз рассказывал, как «зверю» удается «всамделишне» взлетать, а остальные друзья, изображая нешуточный интерес, начали обходить статую, выискивая тайные знаки.
– А потом вот видишь туточки шест, так вот он соединяется с тайною пружиною… – заливался соловьем экскурсовод.
– Ива! Ива! – громовым шепотом раздалось над ухом. Знахарка подскочила и возмущенно посмотрела на тролля.
– Чего?! – тихо прошипела в ответ.
– Полезай мне на закорки. Наш остроглазый что-то там углядел, но не видно половины надписи, угол уж больно неудобный. А лезть боится.
Травница с трудом могла представить боящегося куда-то лезть эльфа. Длинноухий тоже возмущенно глянул на Грыма.
– Бает, птичка свалится еще ему на голову али гном углядеть может. Ну давай уже лезь, пока согласен. Виданное ли дело – чтоб тролль человеку шею подставлял.
Пока Калли показывал, где надпись, а девушка взбиралась на Грыма, ее светлую головушку занимали две мысли. Первая: «Ни в жисть не поверю, что тролли людей в момент беды какой или еще чего на себе не таскали». А вторая – о том, почему Дэй попросту не взлетела. На второй вопрос ответ был более или менее понятен – гаргулья не хотела пугать сторожа. А по поводу первого решила как-нибудь подлезть к Грыму в моменты его наибольшего благодушия – то есть накормить его до отвала чем-нибудь вкусным – и все хорошенько выспросить.
Кое-как устроившись на тролльей шее, Ива для порядка поерзала. Услышав снизу раздраженные проклятия, она удовлетворенно улыбнулась и принялась срисовывать надпись. Оная располагалась на кромке седла, невесть зачем напяленного на грифона. «Странно все-таки все в этом деле, – хмыкнула знахарка. – Кобольтский язык был, гномий был, тайнопись посольская была. А вот теперь, похоже, эльфийский». То, что это был именно он, сомнений не возникало. Калли немало часов убил на обучение друзей пусть и не самому языку, но его основам. Потому как без оных совершенно невозможно было понять: эльфийская письменность это или просто кто-то травки-стебелечки рисует. Именно из-за обилия всяких тонких линий, завитушек и прочих радостей любимой длинноухими изящности провозилась Ива долго. Златко уже исчерпал все вопросы, кои могли удерживать часовщика на месте, а Грым – ругательства, которыми покрывал и Калли, и всех его родственников с их бесценным артефактом, и всю эту затею, и даже гномов за их сооружения, а заодно знахарку и вообще «людских баб» в целом за «тощие задницы». Травница совсем уж было решила обидеться, потому как свой зад тощим не считала, но в этот момент полугном двинулся в их сторону, так что срочно пришлось заканчивать и слезать с тролля.
Друзья еще какое-то время изображали интерес к башне и часам, потом долго и многословно благодарили и, наконец, откланялись. Всю дорогу вниз знахарка ругалась с Грымом по указанному поводу и ненароком пыталась обернуться и оглядеть оный. Его вид ее успокаивал – и вовсе не тощий, – и девушка заводилась снова: как это тролль посмел так нелестно отозваться о… Все остальные дико забавлялись, слушая этот разговор. Кончился он тем, что уже на выходе из башни Грыму все это надоело, и он легонько (по его меркам!) шлепнул травницу по «поводу» и высказался в том духе, что он ему очень даже нравится и если знахарка сомневается, то готов ей это продемонстрировать в любое удобное ей время. Златко и Дэй, не удержавшись, заржали в голос. Даже Калли позволил себе улыбку. Ива надулась и быстренько перевела разговор на добытую надпись.
Та действительно оказалась на эльфийском. Только более архаичном, чем тот, коим сейчас пользовались. Травница тут же влезла с замечанием, что не может представить сейчас ничего более консервативного, чем эльфы. В результате в ругани с Калли прошла остальная часть пути.
Подойдя к своему домику, эльф мигом убежал к себе в комнату, где обложился словарями, чтобы наиболее точно перевести Ивины каракули. Ребята философски пожали плечами, всей компанией загрузились к девушкам в гостиную и принялись методично уничтожать запасы пищи и пива, не дождавшись Калли. Скоро он тоже появился в дверях, меланхолично вздохнув при виде пустых тарелок, успел-таки ухватить последнее яблоко, уведя его из-под носа Златко. Тот равнодушно пожал плечами и вопросительно поднял брови.